Потянулись однообразные дни. Из квартиры Сущёв почти не выходил – только иногда в магазин пополнить запас продуктов. Дома же предавался в основном хандре. Работа от этого занятия особо не отвлекала. Новые задачи он перекидывал Груздеву, а старые много времени не отнимали, к тому же по мере выполнения их становилось всё меньше.
В принципе, можно было искать новую работу, но Сущёву хотелось отдохнуть. Он и в отпуск-то не ходил уже давно, однако дело было не в этом. Просто надоело. Требовалось взять паузу, дать уставшей психике передышку. Насладиться покоем и неспешностью бытия, послушать тишину и голос собственной души. Осознать себя на текущем этапе, понять, чего хочешь, куда и как двигаться дальше. Боже, какая пошлая патетика! Васисуалий Лоханкин и трагедия его непризнанности. Философ доморощенный. Если ты такой философ, как сам себе претендуешь казаться, чё ж до сих пор ни одной книжки не написал?! А может, правда написать?! Теперь время есть. Вот только о чём?
Между прочим, он возобновил свои эксперименты на сайтах знакомств. В начале мая Сущёв здраво рассудил, что лучшее лекарство от сердечной боли – новые отношения. Дело оставалось за малым – обзавестись новой бабой. Вот только где её взять? Познакомиться на улице? Не то чтобы Сущёв был чужд такого способа. Почему же. Когда-то он его практиковал – и даже не без успеха. Но сейчас необходимых для этого душевных сил в себе не чувствовал. Вот и зарегистрировался на трёх сайтах знакомств. Никогда ими не пользовался, ничего про них не знал. Но раз они есть – значит, должны работать?! Почему же не попробовать?!
Он и попробовал. Первой реакцией было тяжёлое недоумение и растерянность. Эффективность всех этих сервисов оказалась удручающе низкой. А откровеннее сказать – нулевой. Как человек пытливый, Сущёв этого так не оставил – стал разбираться, в чём причина, что он делает не так? Разобрался довольно быстро. Всё дело оказалось в фундаментальной ущербности самого принципа, по которому эти сайты работают. Если совсем коротко, то сидит на сайте куча баб, им пишет куча мужиков. Чуть ли не каждый каждой. Бабы оказываются завалены ворохом однотипных посланий, которые часто не в состоянии все прочитать. Из-за этого даже у стрёмных и жирных баб возникает иллюзия огромной востребованности, самомнение взлетает выше звёзд. Поэтому они выбирают придирчиво, отвечают редко. Складывается впечатление, что они зажрались – и это действительно так. Причём зажрались, сидя на голодном пайке – вот в чём насмешка бытия. Многие такие дуры сидят на сайтах знакомств месяцы и годы, так и изнывая от отсутствия личной жизни. Но продолжают придирчиво выбирать. А мужики, которым на их сообщения не отвечают, начинают слать приветственные сообщения чуть не всем бабам подряд. Да ещё, чтобы увеличить вероятность ответа, сразу рассыпаются в цветистых комплиментах: красавица-раскрасавица, цветочек-звёздочка-персик. Таким образом, порочный круг замыкается, врождённая ущербность механизма выходит на свой пик.
Другой бы на его месте плюнул, а Сущёв тут увидел вызов своим способностям. Захотел найти метод действовать в этой среде эффективно. Систематичность и педантичность всё перетрут: он вышел на КПД в 25%. То есть где-то с четвертью девок, которым он писал, удавалось завязать разговор – показатель, который сам Сущёв считал очень даже неплохим. Стал вытаскивать их на свидания. Тут его подстерегло новое открытие: больше половины баб вживую оказались куда менее симпатичными, чем на фотках. Какая неожиданность! Вдобавок, были они до противного заурядны, какие-то приземлённые, неинтересные, полные шаблонов и стереотипов, без крупинки оригинальности, без искорки. Причём, что характерно, в плане общения симпатичные были интереснее стрёмных. Но даже этого не хватало. Что поделать, Сущёву нравились умные и интересные, плюс ко всему он в этом отношении был избалован Катериной. В итоге, из десятка девок Сущёв захотел ещё раз повидаться только с одной, но и с той не получилось.
В общем, плюнул он всё-таки на это дело. И сам себе тогда сказал, что не настолько ему нужна баба, чтобы так извращаться. Но слаб человек. И вот теперь от безделия и избытка свободного времени он вернулся к постыдному занятию. Почему постыдному? Он сам его таковым считал. Впрочем, он всегда был слишком самокритичен. На этой мысли Сущёв усмехнулся: «Я слишком самокритичен» – забавная рекурсия. «Дайте мне таблеток от жадности – и побольше, побольше!». Постыдное не постыдное, а если выйдет толк – значит, уже оправданное.
Как раз на сегодняшний вечер у него было запланировано свидание с новой девочкой. На его счёт Сущёв питал в основном скепсис, но сходить надо – всё лучше, чем дома покрываться пылью и зарастать паутиной. Таня, 20 лет, студентка МГУ. Фотки две – и ни по одной не ясно, симпатичная или нет. Так, вроде не особо, но не уродина точно (хотя и этого совсем исключать нельзя). А вот рост хороший – 171, вровень. Алексею при его маленьком росте девушки нравились высокие. «Да и породу надо укрупнять,» – как он это объяснял – «Она у меня хорошая, но её надо укрупнять». Никто самостоятельно так ни разу и не догадался, что это аллюзия на Винни-Пуха. Или реминисценция? Что бы то ни было, не догадывались, и Сущёв каждый раз растолковывал.
Вообще, что-то даже досадное было в том, что приходилось фактически оправдываться за свой вкус. Почему считается, что женщина должна быть ниже мужчины?! А если у мужчины рост маленький – к чему это приведёт? Понятно к чему: дотрахаются до мышей – как чукча из того анекдота. Идиотизм же, непрагматично. С другой стороны, психологически вполне понятно, почему обыкновенно мужчины желают иметь рядом с собой женщину меньших габаритов: это позволяет им чувствовать себя мужественными. То есть очевидный самообман же. Что это за мужественность, которую ты можешь почувствовать только рядом с женщиной ниже тебя? А как поставили рядом с тобой такую малютку – сразу и почувствовал. Защитник! Не мужественность выходит, а иллюзия мужественности, прямо скажем. С другой стороны, когда ты с женщиной выше тебя – то выходит, что твоей мужественности хватает, чтобы быть защитником не только для маленькой мышки, но и вот такую слониху водить. Высокая баба – это почётно! На этом месте Сущёв опять с тоской вспомнил Катерину, которая была его выше на пять сантиметров. Ничего слоноподобного в ней не было, впрочем – это словечко он употребил скорее из обиды и мести.
Он покривился: ко всему ещё и получалось, что он как будто опять оправдывался – только непонятно, перед кем. Перед каким-то воображаемым оппонентом. Однако, пора уже было собираться – свидание с Таней в семь, а требовалось ещё успеть побриться.
* * * * * * * * * * * *
На условленное место он вышел в 18:59. Встретиться договорились на выходе с кольцевой станции метро «Октябрьская». Выхода из вестибюля там два: один – на площадь с памятником Ленину, другой – в некое подобие дворика с видом на стену Института Стали и Сплавов. Вот у второго и договорились.
Сущёв предпочитал являться с точностью до минуты. «Точность – вежливость королей». Эту фразу он запомнил ещё с 90-ых – из рекламных роликов банка «Империал», который давно не существует. А ведь не совсем понятно, что значит. Вежливость королей – но не простолюдинов? Точность простолюдинов вежливостью не является? Вряд ли. Вежливость королевского уровня, вежливость более высокого порядка? Что вообще есть вежливость? Выказывание уважительного отношения к личности другого человека. А проявление уважения к его времени – порядочность следующего ранга, порядочность аристократическая. Да, пожалуй.
С другой стороны, полная фраза была, кажется, такая: «Точность – вежливость королей и обязанность их подданных». Иначе говоря, все обязаны быть пунктуальными и приходить вовремя – а короли не обязаны. То-то бабы так повадливы опаздывать – все мнят себя королевами и вовремя приходят только в порядке высшей милости. Вот и Татьяны пока что нет. Впрочем, времени только 19:02, за такое спроса нет. Но это пока, а дальше?! Ждать до десяти минут и звонить. А что сказать, когда придёт? Сущёв так до сих пор и не придумал хорошего шаблона, чтобы песочить опоздавших девок.
Он продолжал поглядывать на выход из метро – никого там не было. Стройная эффектная блондинка прошла ко входу, бросив на Сущёва быстрый взгляд. Внутрь не пошла, а забрала влево и, описав дугу, остановилась в двух шагах от Сущёва. Он поднял на неё вопросительный взгляд.
– Извините, это с Вами я должна встретиться? – произнесла незнакомка, приветливо, но робко улыбаясь.
– Таня?
– Да…
– Таня! – Сущёв чуть не смеялся от изумления. – Привет! Очень приятно узреть тебя воочию! – он протянул руку. Таня подала свою, как будто сомневаясь в нормальности такового действия. Сущёв шутливо пожал протянутую руку. Тактильный контакт важен – это он помнил хорошо. Хотя бы такой. Вначале он думал её руку вдобавок галантно поцеловать, но, оценив пугливость объекта, счёл это вредным.
– Ну, веди! – велел Сущёв, хитро улыбаясь.
– Я?
– Конечно! Ты же девушка вон какая – взрослая, дееспособная. Я на тебя вполне полагаюсь.
– Я не знаю, куда, – Таня явно не знала, как отвечать на взятый Сущёвым игривый тон.
– Что я вижу! Не подготовилась к важной встрече! Всё сам, всё сам, не светит мне покоя. Ну, пойдём! Таня, хе-хе…
– Чтооо? – в этой милой и смущённой протяжности явно звучала просьба объяснить причину его веселья.
– Таня, ха-ха! Ты совсем не похожа на свои фотографии!
– Правда? Это странно.
– Ещё какая правда. Если бы ты ко мне не подошла, я бы сам тебя никогда не узнал. Тем более ты подошла с другой стороны, откуда я не ждал.
– Да, я перепутала выход. Пришлось обходить. Поэтому опоздала. Извини. Не люблю опаздывать.
– Ничего себе! Ты прям раритетка. Большинство современных девушек, кажется, наоборот полагают, что опаздывать имеют право и даже должны.
– Никогда этого не понимала.
– Могу только похвалить. Незачем такое понимать. И прощать тоже незачем.
– А куда мы идём?
– Действительно, интересно, куда мы можем идти? В этой местности всего две достопримечательности. Ну, три. Одна из них – памятник Ленину, и он у нас за спиной. Остаётся два приятных места, где можно погулять. И куда же мы идём?
– Я не знаю. Я же не местная, не москвичка.
– Хо! Немосквичи часто знают Москву лучше москвичей. А москвичи носу не кажут из своих спальных районов, разве только на работу. Смотри, впереди слева Парк Горького.
– О, я там была.
– Но мы туда не пойдём. Это по́шло.
– Почему?
– Потому что все там гуляют. А напротив – ЦДХ. Вокруг него парк. Там ты тоже, наверное, была?
– Нет.
– Вот и славно. Я люблю это место. Там тихо, спокойно. И стоят такие скульптурки… Страшненькие, но любопытные.
– Страшненькие?
– Ну да. В жанре современного искусства. Жутковатые такие.
– Может, не надо жутковатые?
– А тебе они, может, и не покажутся жутковатыми. Мне интересно, что ты скажешь.
– Хорошо.
Постепенно она освоилась с его обществом, стала более разговорчивой и непринуждённой. Он узнал, что она не держит «Инстаграмма», не делает себяшек, не употребляет алкоголя, недавно начала учить китайский, подрабатывает фотографом и моделью. Последнее не удивляло. Кой чёрт её с такой внешностью понёс на сайт знакомств? Да ещё и на платный. Ну да поговаривают же, что красавицы часто одиноки. Может, не врут? Сущёв в это никогда не верил.
Дошли до тех самых скульптур из чёрного грубо резанного железа.
– А это что у нас? – Сущёв прочёл табличку на очередной, – «Пенелопа». Похожа на Пенелопу?
– Даже не знаю. Как-то не очень.
– Ну, смотри. Профиль носа вполне греческий. Грудь опять же вполне женская. Так что узнать можно.
– А это что у неё за розги?
– Розги?! Ахаха! Не знаю. Может, это так изображено тканьё? Она же ткала саван, а по ночам расплетала. Ты помнишь, кто такая Пенелопа?
– Да, нам в прошлом году на мифологии рассказывали.
– Ну вот, а теперь ты на неё поглядела. Так, а это у нас что? «Ночная дама». Похоже на ночную даму?
– Нууу… А кто такая ночная дама?
– Как будто я знаю! Могу только догадываться. Знаю про ночную вазу, а про ночную даму… Слушай, но по крайней мере видно, что это дама.
– Ну да. Только груди у неё зачем-то в разные стороны.
– Поправить не успела. Вскочила спросонья – ночная же. Ну а вот это-то похоже – «Кентавр»!
– Да, это сразу видно, что кентавр. Понятно без таблички. А те не понятно.
– Что с ним случилось? Почему у него перебит позвоночник?
– Не знаю. Выглядит жутковато.
– А я что говорил! Что скульптуры жутковатые. Ну, скажи мне теперь, что ты о них думаешь?
– Не знаю. Депрессивно как-то…
– А как по-твоему, можно это назвать искусством? Или это шарлатанство и халтура? Они же все уродливые! Сделаны тяп-ляп. Обрезали кое-как газовой сваркой куски железа, слепили. Причём обрезано нарочито грубо: смотри, какие зазубрины. Капли не счищали, – тут Сущёв провёл большим пальцем по срезанной кромке, – но подают дело так, что это специально. Что это такой художественный приём. Кто не понимает – тот дурак. Как в притче о голом короле. Реально же – освоили бюджет и хотели скорее отвязаться. Что скажешь? Искусство или нет?
– Не знаю. Всё-таки, в них что-то есть.
– Точно! – Сущёв был рад, что Таня не купилась на его провокацию. – И поэтому я всё же считаю их искусством. Это, конечно, халтура – да. Но это и искусство. В чём вообще цель искусства, ты как думаешь?
– Не думала об этом. Наверное, вызывать чувства.
– Вот и я так считаю. И эти уродцы у меня чувства вызывают.
– И у меня.
– А какие?
– Ну… Печальные.
– А предметнее можешь? Ну, вот если подумаешь… На что это похоже? Может, какие-то ассоциации вызывает?
– Да, на что-то это похоже, – Таня задумалась секунд на десять. – Не могу сразу сказать, на что.
– Просто сам я об этом однажды подумал. И понял. По-моему, все эти скульптуры напоминают про смерть.
– Да. Да!
– У меня от них чувство, похожее, как когда пришёл на кладбище. Вот ты, когда попадаешь на кладбище, что делаешь?
– Не знаю. Ничего. Не люблю кладбища.
– Боишься?
– Ну… Неприятно.
– Я спокойно отношусь. Радости не испытываю, конечно. Но скоро начинаю ходить по рядам могил. Смотреть на фотки незнакомых людей. Читать имена и тут же их забывать. Считать годы жизни. Как-то машинально. Не знаю, зачем. Странное чувство. Все эти люди когда-то жили. Чего-то хотели. Что-то делали. Считали это важным. Умерли – и никто не знает, что они вообще когда-то жили. Их как никогда не было. И оказалось, что всё, что они считали важным, на самом деле важности не имеет ни малейшей. Ничего от них не осталось – даже кругов на воде. Жизнь их не заметила. Понимаешь: миллионов людей жизнь не заметила. Только на кладбище это и понимаешь.
– Пока тебя слушала, самой захотелось на кладбище сходить.
– Хы! Я в связи с этим вспомнил случай. Давно, несколько лет назад. Летом, жара ещё была. Занесло меня в район «Преображенской Площади». Уж и не помню по какому делу. Но надо было мне там убить час, ждал кого-то. Стал прогуливаться, куда глаза глядят. И дворами-переулками как-то быстро забрёл в странное место. Стоит высоченный кирпичный забор, а в нём ворота – настежь. Тишина и ни одного человека. Я в них зашёл – а там кладбище. И тоже ни души. Я подошёл поближе. Огромные могильные плиты, старые. Некоторые разбитые. И похоронены люди, умершие в 19-ом веке. В 1871-ом году, в 1868-ом. Надворные советники какие-то, коллежские асессоры, уж не знаю кто. И вот брожу между этими плитами. Солнце ослепительное и тишина. Представляешь: совсем недалеко огромный проспект – Большая Черкизовская. А там этого не слышно совсем. И никого нет: только я и могилы. Людей, которые умерли почти полтора века назад. А жили и того раньше. В другой эпохе жили. И тоже у них дела были, заботы, страсти. Тоже им всё это представлялось важным. А теперь никто и не помнит, что был когда-то такой Никанор Никифорович. И не вспомнит никогда. Лежат сами по себе, сиротливо. Так это странно. Зашёл чужой человек к стареньким покойничкам в гости. А они ему как будто пожаловались, что никому не нужны. Не знаю, не могу объяснить. Почему это кладбище не сровняли вообще? Тут с этим не церемонятся же. Пол-Москвы, почитай, на костях стои́т. Ты знаешь об этом?
– Что-то такое слышала.
– А классный у нас разговор получился: про кости, кладбища.
– Да, необычно. Но интересно.
«Ага, сделала мне комплимент!» – отметил Сущёв. Он уже успел понять, что его несёт, но противиться не стал – зачем, когда и так всё здо́рово. Ему с ней было приятно и легко. Он наслаждался сам собой – это был кураж. А ей с ним было интересно – он это чувствовал. И от этого балдел ещё больше – от неё и от себя – какой он классный. Поневоле сравнил с предыдущими случаями. Те девки ему не нравились, но разговор вести было надо – из вежливости. Как это тягостно – придумывать темы. А сейчас тем искать не надо – можно говорить на любую, они предлагают себя сами.
А ведь она дьявольски хорошенькая. Похожа на молодую Шэрон Стоун. Разве не положено мужчине рядом с такой робеть, потеть и заикаться? Разве не считается, что непринуждённо общаться с новой женщиной мужчина может только когда ему на неё наплевать, когда он к ней вполне равнодушен? А если она нравится – и нравится сильно – то куда девается вся уверенность? Нападает какая-то деревянность. Так или не так? В юности Сущёв через это проходил, потом преодолел. Он уже не помнил. Во всяком случае, сейчас Таня нравилась ему всё больше и от этого ему с ней делалось всё легче. Тем временем решили прогуляться до памятника Петру Первому.
– Ну, что ты про него можешь сказать? – начал Сущёв опять свои провокации, когда они подошли.
– Не знаю. Величественно. Красиво.
– Сооружение циклопическое, не поспоришь. Но ты правда считаешь его красивым?
– Да, вполне.
– Ничего себе. Ты меня удивила. По-моему, он на редкость уродлив.
– Да ладно! Что в нём такого уродливого?
– Да просто уродливый и всё. Вот ты можешь мне объяснить, чем он красивый?
– Просто красивый и всё! – Таня засмеялась.
– Ладно, спишем на разницу вкусов. Но он же ещё и с символической точки зрения безобразен. Чудовищен, я бы сказал.
– Почему это?
– Ну, вот что ты видишь?
– Вижу… огромного мужика… царя… на корабле.
– А ещё?
– Волны. В них корабли. Маленькие.
– И что это значит?
Таня подумала секунд пять.
– Не знаю. Объясняй! – последнее было сказано с трогательной ноткой деланой капризности. Ей не хотелось ломать голову, а хотелось его слушать. А его это более чем устраивало.
– Ну, смотри. Этот памятник не только изображает Петра, но и подчёркивает его заслуги. Во-первых, корабль. Пётр основал российский флот – потому и корабль. Но стои́т Пётр не на палубе. Приглядись, что у него под ногами? Здания. Очевидно, это Петербург. Ведь Пётр заложил новую столицу. Но смотри: его ноги опираются прямо на крыши домов. Он стои́т не посреди города – он стои́т НА городе. Попирает его ногами. Давит на дома и на людей внутри них. Получается, что он тиран, угнетатель. И за это ему поставили памятник. Лично мне такое не по душе.
– Да, не очень хорошо.
– Далее. Корабль Петра громоздится на волне. Под ней – морская пучина. И что мы видим в этой толще? Корабли. Корабли под водой – это корабли утонувшие. Можно было бы предположить, что Пётр на своём корабле возвышается над армадой побеждённых врагов. Но посмотри-ка: на утопленных кораблях флаги такие же, как на корабле самого́ Петра. Это Андреевский флаг – флаг русского военного флота. Получается, что своё могущество Пётр воздвиг на трупах русских моряков! Как тебе? Да, можно спорить, что тирания и душегубства были оправданы, потому что цель была великая. Но даже если так, такими вещами не хвастают. Памятники ставят за заслуги, а неприглядные вещи оставляют в стороне. А здесь они горделиво выставлены напоказ. Да, тиран. Да, кучу народу угробил. Вот такой был молодец – и за это ему поставили памятник. Это же кощунство.
– Ты, наверное, всё правильно говоришь. Но мне он всё равно нравится, – сказала Таня с весёлым упрямством.
– Ладно, прощаю. Что уж с тобой поделаешь. Пойдём ближе к реке.
Они подошли к парапету.
– Любишь воду? – спросил Сущёв.
– Да, очень. И очень люблю плавать. Я раньше занималась.
– О, я тоже. Какой у тебя любимый стиль?
– Брасс.
– Аналогично. Собственно, другие стили я вообще не признаю. Да, конечно, кролем получается плыть быстрее, но…
– У меня кролем не получается быстрее. Быстрее брассом.
– Да ладно! Не могу в это поверить. Ты преувеличиваешь. Всё-таки кролем быстрее. По крайней мере, недолго. Но никакого удовольствия. Одно мельтешение, перед собой ничего не видишь, шум, брызги. То ли дело брасс: плывёшь себе спокойненько, одно удовольствие. И не устаёшь совсем.
– Да. Я знаешь, как про это говорю?! Кролем ты бежишь, а брассом – прогуливаешься.
– Ого. Класс. Никогда не приходило в голову такое сравнение. Запомню.
– Конечно, пользуйся.
– Буду ставить копирайт.
– А баттерфляем умеешь?
– В смысле, дельфином?
– Не поняла.
– Ай, ты не знаешь. Да это и не важно. Знаешь, раньше я умел изображать, что плыву баттерфляем. Но делал это только за счёт рук. Сил хватало на два коротких бассейна. Потому что секрет волнообразного движения телом я так и не постиг. А ведь это в баттерфляе главное. А сейчас даже изобразить, наверное, не смогу.
– Я тоже так и не смогла научиться. А чего я не знаю?
– Чего ты не знаешь?
– Ну, ты сказал, что я чего-то не знаю, но это неважно.
– Ааа! Это моя дотошность. Когда баттерфляй только появился, движения ног в нём были как в брассе. Он вначале вообще считался разновидностью брасса – просто с переносом рук по воздуху. Потом их разделили. Потом придумали похожий стиль, но с волнообразным движением телом. Его назвали дельфином. А потом классический баттерфляй из-за меньшей эффективности отмер. Названия осталось два, а стиль один. Сейчас его называют баттерфляем, но у нас в универе его называли дельфином.
– Интересно. Не знала.
– Ну а я что сказал?
Он чувствовал, что млеет и вот-вот начнёт влюбляться. «Опомнись, дурак!» – шептал внутренний голос. Но легко было сказать. А плыть по этому течению ещё легче. И он продолжал плыть.
– Знаешь, как называется этот фонтан?
– Как?
– «Лужа».
– Похоже. А где фонтан?
– Так вот же он.
– Но тут только лужа.
– Поэтому он так и называется. Дальше будет фонтан под названием «Сухой».
– То есть там даже лужи не будет?
– Точно!
– Слушай, это так удобно. Просто давать названия. Лужу назвать фонтаном. Сломается фонарный столб – назвать его скульптурной композицией «Сломанный столб». И ничего делать не надо. Главное – табличку повесить.
– Ты начинаешь понимать.
Потом разговор зацепился за кино, потом ушёл в сторону – про определения, характеризующие качественность или добротность – но применительно к актёрам. Стали подбирать прилагательные для всех степеней актёрской даровитости, а после их ранжировать. Тем временем поднялись на Крымский мост.
– Итак, получается такая последовательность, – стал подытоживать Сущёв, – Отвратительный, скверный, плохой, посредственный, терпимый, сносный, заурядный…
– Нет, сносный после заурядного!
– Почему это?
– Ну, я так чувствую.
– Хотя… Да, ты права. Сносный – это заурядный, но у которого иногда случаются проблески.
– Да, именно это я и имела в виду. Ты хорошо сказал.
Далеко впереди появился шар и с угрожающей быстротой понёсся прямо на Сущёва. Алексей поперхнулся словом и замер от растерянности. В принципе, если это только галлюцинация, то опасности нет. Какой разумный довод и как бесславно провалился. Подавить безотчётный страх и справиться с паническим оцепенением оказалось невозможным. Шар неумолимо приближался. За пару секунд до предполагаемого столкновения Сущёв не выдержал и зажмурился. Инстинкт самосохранения сжался в комок и мысленно оттолкнул враждебный объект, сознание ослепила вспышка.
– Лёш! Лёш! Что с тобой?!
Сущёв разлепил зажмуренные глаза. Он стоял на подогнутых ногах, сгорбленный, выставив ладони вперёд. Таня таращилась на него с самым испуганным видом.
Он был жив. И уже начинал понимать, что вечер безнадёжно испорчен.
Где-то за спиной раздался визг тормозов, потом удар, ещё один, звон разбитого стекла. Оба машинально посмотрели в сторону происшествия, но сразу вернули взгляд друг на друга.
– Я почувствовал… – еле выдавил Сущёв.
– Что?!
– Это… – он повёл рукой в сторону аварии.
– Что?!
– Что-то плохое. Надеюсь, никто не погиб.
– С тобой всё в порядке?!
– Да. Теперь да. Если так можно сказать… – он обернулся, пытаясь разглядеть, что же там случилось. Но ничего было не разобрать. Гудели клаксоны, быстро собиралась пробка.
– Только давай туда не пойдём! – Таня была всё ещё испугана, в голосе зловеще пробивались истерические нотки.
– Да, конечно. Пойдём отсюда.
Было ясно, что всё погибло. Впрочем, ситуацию ещё можно было попытаться спасти. Уже потемнело, становилось прохладно. Алексей предложил зайти в кофейню, выпить чаю – чтобы согреться и успокоиться. Она не возражала.
За чаем опять удалось разговориться. Поболтали про всякие весёлые глупости. Про точки над буквой Ё. Таня их на письме не ставила и Сущёв стал её шутливо укорять:
– Это моя любимая буква. Я её очень жалею. Злые люди над ней издеваются, всё время отрывают ей её симпатичные точечки-глазки. Ей же больно! Она бы непременно заплакала, но ведь плачут из глаз – а именно их у неё отрывают. Не поплачешь. Остаётся только выть. Она и воет, бедненькая. Просто этого никто не слышит. Люди не только бессердечны – но и глухи к чужому горю.
– Ох, после такого объяснения я себя чувствую прямо садисткой. Теперь всегда буду ставить точки, ты меня убедил.
Казалось, что всё вернулось в прежнее русло. Но осадок ощущался. Допили чай, спустились в метро. Им было в разные стороны.
– Ну, пока! – Сущёв распахнул объятия.
– Пока, – они обнялись и Таня уехала.
По дороге домой Сущёв думал о случившемся на мосту. Шар и авария, очевидно, были связаны. А как к этому причастен он сам? Вопрос. Над ним ещё предстояло подумать.
По приезде домой он отправил Тане сообщение в WhatsApp: «Благодарю за чудесный вечер. С удовольствием повторю». Через несколько минут пришёл ответ: «Да, интересно было пообщаться». В конце был смайлик. Сущёв помрачнел: в ответе крайне дипломатично, но ясно давалось понять, что повторения не будет. Он это ощутил раньше, чем понял. Но почему такая однозначность? Уж не торопится ли он с выводами? Да нет, всё верно. Особенно красноречиво прошедшее время в глаголе «было». И завершённая форма в глаголе «пообщаться». Типа, пообщались и хватит. Как филигранно подобраны смысловые оттенки. Измени одно слово – например, «Приятно было пообщаться» или «Интересно было общаться» – и однозначности не будет. А так…
Но, может, он слишком мнительный? Может, девочка просто неаккуратно выразилась и вообще не думала о том, чему он придаёт значения непростительно много? Ну да, ну да, раскармливай бесплодную надежду. Сколько уже раз ты нагораживал иллюзии, а в итоге всё равно оказывалось, что внутренний голос был прав. «Не внутренний голос, а голос разума!» – возразил внутренний голос. «Ладно, голос разума,» – согласился Сущёв. Но может же ошибаться и он?! Хотя бы иногда? Хотя бы разок? «Ладно, увидим!» – подвёл Алексей окончательную черту. С последним доводом не мог спорить даже голос разума.