Через два дня, изглодавшись тоской, он набрал её номер. Чего ждал? Уже ничего. Позвонил скорее от слабости и отчаяния. Удивительно, но она ответила приветливо и радостно:
– Привет! Лёш, спасибо, что позвонил. Я сама собиралась. Прости меня.
– За что?
– За то, что я дура.
– Я ничего не понимаю.
– И не надо. Я соскучилась! Увидимся сегодня?
– Да, конечно.
Они встретились и она его обняла, как никогда до этого. Потом отстранилась, поглядела на него хорошенько, поцеловала, опять отстранилась и глядела, как на великое сокровище:
– Хы. Лёшечка мой!
– Что?
– Радуюсь тебе.
– Я ничего не понимаю.
– Ты не рад?
– Очень рад.
– И я.
– Я думал, что всё.
– Прости меня. Я вначале сама так думала. Вначале чувствовала к тебе только ненависть. Думала, что это просто невозможно – ещё раз с тобой увидеться. Потом представила, что правда больше не увижусь, и мне стало так плохо! Но всё равно верила, что правда всё. Что назад ходу нет. Мне хотелось залезть на крышу и спрыгнуть.
– А мне напиться.
– Ты же не пьёшь?
– Так я и не напился.
– Молодец.
– Ты тоже молодец, что не спрыгнула.
– Нууу, не шути так! Ты не представляешь, как мне было плохо!
– Вообще-то представляю.
– Я, когда думала, что тебя больше не увижу, представила, что ведь так правда может быть. Что если ты, например, погибнешь… Ты не поверишь… Я даже задалась вопросом, может быть есть медицинские услуги, чтобы извлечь сперму из покойного? Потому что детей я хочу от тебя.
– Правда?
– Да. Конечно не сразу, но хочу. Ты против?
– Нет.
– Хы, – она его поцеловала. – А потом я задала себе вопрос: а в чём твоя вина? В том, что ты сделал меня счастливой? Разве каждая баба мечтает не об этом? И я поняла, что расставаться с тобой не хочу. А хочу наоборот с тобой быть. Я не знаю, может, это неправильно. Может, я дура. Но я счастливая дура. Прости меня.
– И ты меня.
* * * * * * * * * * * *
Все влюблённые пары знают, что нет сладостней первых часов примирения после ссоры. Ощущение необходимости друг в друге – причём необходимости удовлетворённой – обостряется необычайно. И самый секс в это время становится вдвое чувственнее и проникновеннее. Вы как будто извиняетесь друг перед другом за недоразумение и уверяете, что оно ничего не значит, что ваша любовь из-за него не ослабла, что всё как прежде. Надо только это донести. Не словами – слова тут бессильны. А на языке тела.
Сущёв опять это отметил – который раз в жизни – и вернулся к прежним мыслям. Инна повернула голову на его плече:
– Лёш?
– Да?
– А ты научишь меня управлять противной тёткой?
– Хых. Конечно.
– А почему ты хмуришься?
– Думаю.
– О чём?
– Об этой фигне.
– О какой?
– Да почему ты стала как я.
– Это плохо?
– Нет, само по себе нет.
– А что?
– Если это будет передаваться от человека к человеку, то очень быстро распространится.
– А как это передаётся?
– Я не знаю. Возможно, через взаимодействие. А может и при визуальном контакте. Не буквально при визуальном, конечно. А вот ты почувствовала объект – и этим его инициировала. Хотя мне более вероятным кажется первый вариант.
– А мы с тобой одних и тех же чувствуем?
– Хотел бы я знать.
– Мне кажется, что разных.
– Почему?
– Не знаю. Мне почему-то так кажется. Я не понимаю, почему, но потому что ты меня чувствуешь, а я тебя нет.
– Слушай-ка… Правда! – Сущёв сосредоточился, представляя в голове цепочку, – Если бы мы чувствовали одних и тех же, то вот я инициировал тебя. Дальше ты, например, инициировала эту свою тётку. И она стала как мы. И чувствовала бы, как я. В том числе, чувствовала бы тебя – я же тебя чувствую. А ты чувствуешь её. Вы бы чувствовали друг друга. Получается, что объекты должны чувствовать друг друга. Но я тебя чувствую, а ты меня нет! Значит, предположение неверно. Значит, все чувствуют разных.
– Лёш…
– Да?
– Ты очень умный.
– Хых… Лучший комплимент. А из твоих уст так и вдвойне.
– А почему тогда ты грустный?
– Да от этих мыслей. Представляешь, если оно расползётся на весь мир и такими станут все?
– Ну и что?
– Получится, что каждый сможет кем-то управлять. Да, немногими. Но каждый! И наоборот – КАЖДЫМ сможет кто-то управлять. Да, мало кто – но сможет. Причём самым непредсказуемым образом. Это моментально подрывает всю систему глобального доверия и глобальной безопасности. Это будет, почитай, апокалипсис.
– Ты боишься?
– Пожалуй, да.
– Я тебе не верю. Мужчины не боятся. А ты мужчина. Мой мужчина.
– Мужчины-то? Боятся ещё как. Просто не за себя.
– А за кого? За меня?
– Ну а за кого ещё?
– А я не боюсь. Пока с тобой – не боюсь, – она повозилась головой по его плечу и это было блаженство.
Что ж, перед наступающим апокалипсисом ещё было время побыть счастливым. Впрочем, может он ещё и не наступит – апокалипсис этот.