Ещё одна хорошая рецензия, написана ясным, академическим языком. Автор – Александр Машин. Его тексты мне уже доводилось читать ранее, человек умный и рассудительный (это и из его рецензии, кстати, видно). Однако, лично мне, как автору «Прикладного Лоховедения», из данной рецензии видно, что ключевой замысел книги Александр понял иначе, нежели имелось в виду. Очень похожим маршрутом читательская мысль завернула у Владимира Романовского, который написал самую первую рецензию на мою книгу. Полагаю, в обоих случаях причина состояла в том, что и Владимир, и Александр сразу решили, что про лохов знают и так достаточно сами. Далее следили за развитием мысли автора, приняли его заключения и критерии, но трактовку определения «лох» жёстко оставили свою первоначальную. Что и привело к довольно мрачному итоговому восприятию моего писа́ния. У Александра – про уголовников; у Владимира – фактически тоже, лишь немного другими словами. А теперь слово Александру Машину:
По ссылкам Белояра и Романа Душкина прочитал книгу Егора Белогородского «Прикладное Лоховедение».
Думаю, я тоже могу рекомендовать её для чтения, но должен сопроводить рекомендацию нижеследующими оговорками.
Книга написана правильным, хоть и не свободным от жаргона, языком, и содержит всестороннее, реалистичное и проницательное описание определённого типа людей, которых автор называет лохами.
К сожалению, как это часто бывает, всесторонность дошла до степени, подрывающей сам смысл книги. Автор написал двадцать шесть глав, описывающих лохов, но пожалел пары абзацев, где бы указывалось, кого лохами точно назвать нельзя (т.е. «крутых»). Он подробно описал явление, но не провёл его границ.
Автор постарался не оставить лазеек: никакие наивные хитрости, которыми лохи могли бы убедить себя и других в том, что они не лохи, не ускользнули от него: все возможные уловки лохов разоблачены. Лох может иметь айфон или не иметь, смотреть телевизор или не смотреть, разговаривать о политике или игнорировать её, знать английский язык или нет, быть или не быть профессионалом, быть интеллигентом или быдлом, считать себя лохом или крутым, одобрять книгу «Прикладное лоховедение» или нет, быть её читателем или автором — всё бесполезно. Всякое действие и бездействие (в особенности, любые возможные рецензии на книгу) предусмотрено, взвешено и найдено лёгким, обусловленным природой лоха.
Только большим начальником лох не бывает, хотя маленьким — вполне. Автор пишет, что лоховство — ущербность, исключающая жизненный успех, но беда в том, что всякое видимое проявление этого успеха, по логике книги (и, что интересно, лохов), можно объявить лоховской хитростью или брошенным из последних сил понтом, или не достающим до высоких стандартов настоящих крутых.
По Белогородскому, нет никакого поведения, которое бы исключало отнесение человека к лохам. Автор считает, что лоховство врождённо и пожизненно, а такое поведение было бы возможностью перестать быть лохом. Такая предусмотрительность автора сделала большую часть книги нерелевантной, описывающей признаки, которыми лох может обладать, а может и нет. Разве что, можно надеяться, что миллиардер или министр уж точно не лох, но для того, чтобы это сказать, не нужно было целой книги. Вообще, аксиома о том, что описываемую в книге моральную проблему решить невозможно, подрывает сам смысл написания книги. Когда пишешь, надо предполагать, что у читателя есть свободная воля.
Но неужели такая занимательная книга бесполезна? Не вполне. Обычно, книги о нравах манипулятивны. Они ставят целью изменить поведение читателей желательным автору образом. «Прикладное лоховедение» могло бы оставить читателям выход из лохов, например, намекнув, что тот, кто её купил, уже не лох. Но книга учит не этому. Она рассказывает не как не быть лохом, даже не как выявить лоха, а как обосновать, что любой — лох. Это умение, востребованное в преступном мире, «мораль» которого основана на утверждении изначальной ущербности назначенного в жертвы, но я не понимаю, зачем оно порядочному человеку. В особенности странно видеть, как человек, судя по тексту, разделяющий повестку националистов, подводит логическую базу под уголовные понятия.
Сверхширокое и закольцованное определение лоха — не новшество автора. Как я написал выше, оно уже используется блатным и приблатнённым миром. Есть ещё пара столь же удобно растяжимых понятий, при желании, применимых к кому угодно: вата и мудак. Как «лох», в действительности, значит «тот, кого я хочу ограбить», так и «мудак» — «тот, кого я хочу оскорбить», а «вата» — «те, кого я хочу убить».
Все три понятия — не вполне симулякры, в их основах лежат определённые действительно существующие явления. Без этого, понятия невозможно было бы использовать. Одно из них автор достаточно полно описал. Беда в том, что слишком полно. Если бы автор поменьше заботился о том, как бы никого и ничего не упустить, предвосхитив любое возражение, если бы исходил из постулата о свободе воли читателей, его книгу можно было бы посоветовать как полезное и назидательное чтение без оговорок.