«Эффект гвоздя»: Глава 13

Он опять встретил её с работы.

– Иннуль, сегодня я долго не смогу с тобой. Мне надо съездить, сделать кое-какие дела.
– Да? Ладно. А что за дела?
– Да-а… Надо за собой прибрать.
– Как я вчера?
– Угу.
– А можно мне с тобой?
– Ты хочешь? – просьба его немного удивила, – Ладно!

А чего опасаться? И стесняться тоже было нечего. Она уже показала, что в ней нет этой ханжеской впечатлительности, которая у бабья бывает почти всегда. Да и в са́мом деле пусть привыкает, с чем и с кем имеет дело. Хочет быть боевой подругой? Что ж, похвальное желание. Правда, Сущёв представлял себе типаж боевой подруги иначе – не стройняшечку с мультяшным голосом. Ну так ей это только в плюс.

На место прибыли в 20:40, было уже темно. Толстяк был на месте.

– Попробуешь? – спросила Инна вполголоса.
– Угу.

Сущёв по дороге ввёл её в курс дела, и сейчас она притихла, проникнувшись ответственностью момента. Можно было дождаться, когда рыжий опять поведёт гулять собаку. Если он этого сделать ещё не успел. Но ждать не хотелось, а Сущёв в любом случае собирался проверить новый способ.

Про толстяка он кое-что знал – тот курил. Сущёв и сам когда-то курил и очень это дело любил – впрочем, он мог уверенно сказать, что любит и сейчас – просто не делает. В курении ему нравилось почти всё: и непосредственные ощущения, и механика процесса, и что в этом процессе присутствовала доля ритуала, и просто что «есть в кармане пачка сигарет». Когда всё хуже некуда, ты засовываешь руку в карман и понимаешь: «Но по крайней мере сигареты-то у меня есть» – и вот уже на твоих губах появляется лёгкая улыбка, на душе становится теплее – не всё ещё потеряно, не всё – могло быть и хуже. Да, сигареты – лучшие друзья. Они всегда с тобой, всегда готовы поддержать и прийти на помощь, никогда не предадут. Главное только – следить, чтобы пачка не опустела. Виктор Цой явно это дело понимал. Вот только словами выразить не сумел. «Если есть в кармане пачка сигарет – значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день, и билет на самолёт с серебристым крылом, что, взлетая, оставляет земле лишь тень» – что это за ахинея?! Но всем было наплевать: песня в своё время была дико популярна. Никто, похоже, и не разбирал, какие в ней слова и что значат. Не считая «кармана» и «пачки сигарет», конечно.

Не нравилось Сущёву только что руки и одежда пахнут. Да и для здоровья вредно. Поэтому он и перестал. Расстался с лучшими друзьями, да – но расстался на позитиве. Вспоминал о них с теплотой, а чувства утраты при этом не было. И ни в какого дёрганого дурака не превратился: совершенно спокойно – и даже с пониманием – относился, когда рядом с ним кто-то курил. Иногда он таким людям даже чуточку завидовал. Иногда ему и без них хотелось покурить самому – но это была так, скорее приятная память.

А помнил он хорошо. В том числе, насколько сильным бывает это желание – курить. Выскакиваешь из самолёта после долгого перелёта и первым делом лезешь за сигаретами, лихорадочно затягиваешься: вуууухххххх – это жадный вдох, какое же сразу испытываешь облечение, настоящий миг блаженства! Скуриваешь первую и понимаешь, что этого недостаточно, сразу достаёшь вторую. Но вторую докуриваешь только до середины – всё, хватит, больше желания нет, потом. Хотя выбрасывать целую половину хорошей сигареты, конечно, жалко.

И сейчас Сущёв собирался передать такое мучительное желание толстяку. Захочет курить и выйдет. Правда, если у него в квартире есть балкон, он может выйти туда – но так даже лучше. Этаж всего четвёртый, но они здесь высокие – ему хватит.

Сущёв сосредоточился, вспомнил это жуткое глодание изнутри. Он даже просмаковал – то ли само воспоминание, то ли какой эффект оно произведёт. Послал!

Толстяк отреагировал за полминуты – начал двигаться внутри квартиры. Минуты через три стал спускаться. Значит, не с балкона.

Он вышел опять с собакой. Встал у подъезда и закурил – даже отсюда Сущёв видел, с какой страстью. Он ждал.

– Ты не будешь? – шёпотом спросила Инна, не понимая.
– Успею. Пусть покурит всласть. Напоследок.

Толстяк докурил. Момент настал. Сущёв взял управление в свои руки. Или не в руки – а просто на себя. Рыжий неспешно побрёл вдоль дома. Собака спохватилась и увязалась за хозяином. В полусотне метров за этой парочкой двигалась другая – не спуская глаз с первой. Штурман, злоумышленник, по совместительству спаситель мира. Рядом – его смазливая возлюбленная. Такая же отмороженная. А может и ещё похлеще. Со стороны на них никто ничего такого подумать не мог. И вряд ли кто-то бы мог предположить взаимосвязь между ними и комичным толстяком впереди.

Рыжий остановился на светофоре и дождался зелёного. Сущёв хорошо себе представлял маршрут. Он эти места знал и так, да ещё заранее всё сверил по карте. Через полкилометра их ждал мост через железную дорогу.

– Всё, стой, – просигналил Сущёв. Они остановились, не заходя на мост, и только наблюдали.  

Толстяк дошёл до середины, опёрся на перила. Рядом никого не было. Он постоял так секунду, вдруг взобрался ногами на перила, распрямился – и кувыркнулся вниз. Спокойно, без крика. Сущёв только зафиксировал, как через секунду погас маячок. Высота была небольшая. Хватит ли? Но пока его обнаружат, пока то, пока сё. Шансы на выживание были невелики. А если переедет поезд, то лучшую гарантию и вообразить было трудно.

– Всё, пойдём отсюда, – Сущёв взял Инну за руку и стал уводить – без спешки, но быстро. Она молчала и вид у неё был какой-то ошеломлённый.

– Охренеть. Охренеть, – произнесла она полушёпотом и без интонаций, когда они отошли метров на двести.
– Ты шокирована?
– Угу.
– Ты же вчера сама отличилась?
– Да. Но со стороны это как-то по-другому. Я только сейчас поняла, КАКАЯ это сила. И ЧТО ты хочешь предотвратить, – произнесла она задумчиво и рассеянно, как будто немного в себя, потом как будто что-то вспомнила, встрепенулась, поглядела на Сущёва, – Лёш?
– Да?
– Я тебя люблю.

Он её обнял. Кажется, она немножко дрожала, и от него требовалось её успокоить. Он поцеловал её в щёку и держал в объятиях, пока не почувствовал, что она расслабилась. Они двинулись дальше.

– Лёш? – опять остановилась Инна ещё метров через двести.
– Да?
– Ты страшный человек. И я тебя люблю, – это было сказано уверенно и даже с долей восхищения.
– Смотри не наберись только от меня. Впрочем, кажется, ты УЖЕ набралась.

Она только улыбнулась – и даже Сущёв не мог понять, что значила эта улыбка.