Июнь перевалил за середину, а жизнь размеренно текла по уложившемуся руслу. Сущёв опять работал – в другой конторе, но на похожей должности. Инна давно переехала к нему, и всё у них было хорошо. Лучше, чем у других. Интересней уж точно.
С её родителями ему конечно тоже пришлось познакомиться. Не сказать, чтобы они от него пришли в восторг, но впечатление всё же было положительным. Парень вроде хороший – не пьёт, не курит, по-видимому порядочный и ответственный, умный и язык подвешен хорошо. Но уж больно сложный и вдумчивый, склонный к угрюмости и вообще странный. «Ты сама с ним сделалась странная, слишком он на тебя повлиял,» – пеняла Инне мать, а отец озабоченно кивал. Инна в ответ лишь смущённо улыбалась, а про себя усмехалась: «Вы даже не представляете, НАСКОЛЬКО он на меня повлиял».
Лето и погода неизбежно задавали мыслям подобающее направление, и в один вечер Инна сказала:
– Лёш, а возьми отпуск. Поехали отдохнём.
– Можно. Куда поедем?
– Хочу в Турцию.
– Издеваешься?! Что хорошего в этой помойке? Давай хотя бы в Испанию.
– Лёш, – она посмотрела на него, как на глупенького, – Турок не жалко.
Божечки, ну конечно! Ему даже сделалось неловко за свою недогадливость. Помимо неловкости нахлынул прилив нежности. Прошло уже столько времени, а Сущёв всё равно продолжал от неё пьянеть.
На том и порешили. Турция – и впрямь неплохое место для туризма.
* * * * * * * * * * * *
Из Турции они вернулись в приподнятом настроении. Особенно Инна. А далее всё опять продолжилось на обычной спокойной волне.
Недели через две Сущёв прочитал в новостях заметку. Он ещё с конца прошлого года завёл себе обыкновение следить за новостями из сферы медицины – и вот его предусмотрительность себя оправдала. Со ссылкой на некоего кандидата медицинских наук, специалиста в области неврологии и психиатрии, читателям рассказывались занимательные вещи. Заметка называлась «Психиатры фиксируют вспышку необычных расстройств».
Сообщалось, что неврологами и психиатрами отмечается странный импульс обращений от граждан, которые жалуются на необычную разновидность галлюцинаций. Словами пациенты описывали свои ощущения по-разному, но можно было уверенно утверждать, что во всех случаях речь велась об одном и том же типе нарушений. Дело было в том, что все такие пациенты заявляли об ощущениях тактильного характера, но локализованных пространственно. Такие галлюцинации – подчёркивалось в заметке – до сих пор считались крайне редкими – если не считать фантомные боли у инвалидов и воздействия наркотических веществ. Участившиеся случаи совершенно не укладывались в известную статистику. Причина происходящего оставалась неясна, но можно было предполагать, что мы имеем дело с какой-то неизвестной инфекцией. Но нетипично для инфекций, у пациентов не было обнаружено никаких органических нарушений. Томография головного мозга тоже давала картину здорового человека. Одним словом, ничего было неясно, а сколь-либо достоверно прогнозировать дальнейшее развитие наблюдаемого всплеска не представлялось возможным. Нельзя было исключать, что непонятный феноме́н точно так же исчезнет в никуда, как возник из ниоткуда. А возможно, он будет прогрессировать с непредсказуемой динамикой. Последней версии придавал веса тот факт, что по сообщениям зарубежных коллег, они у себя наблюдают такую же вспышку, которую точно так же не могут объяснить.
Неврологам было неясно, а Сущёву тут стало ясно всё и сразу. Последние надежды умерли. Тот младенец всё-таки себя показал. Зараза начала расползаться и теперь это уже не остановить. Более того, она уже успела разлететься по миру. Очевидно, что пока ещё инициированных было немного. И их социальное влияние пока было ничтожным – во всяком случае, невооружённым глазом незаметно. Но теперь это был лишь вопрос времени – причём времени небольшого. По историческим меркам речь шла о мгновении.
Сущёв всё хорошенько обдумал, прежде чем рассказать Инне. Обычно она всё воспринимала легче, чем он, но сейчас его озабоченность передалась и ей.
– И что теперь делать? – спросила она.
– Да теперь уж ничего не поделаешь. Теперь это уже не остановить. Но раз так, можно и не бояться это допустить.
– В смысле?
– Сколько мы огорчались, что нельзя подключаться к тому, кого не видишь. Теперь можно.
– А, ну да! – она оживилась.
– Так что теперь хоть повеселимся напоследок. Тут даже пользу можно будет принести. Может, совсем ничтожную, правда.
– В смысле?
– Помнишь, чем мы занимались в Турции? Боюсь, что здесь скоро начнётся то же самое – только наоборот. Там турки – тут чурки. Вот и будут чурки против русских. И преимущество будет у опережающей стороны. Вот опережению-то мы и поможем. Чурку заминусуем, а русского – активируем и отпустим. Будет ещё один потенциальный наш боец. Сомнительно, правда. Но хотя бы так.
– Ты так хорошо всё раскладываешь.
– Да я просто об этом подумал предварительно. И ещё вот что. Если опять пойдём за богатенькими. Теперь можно их сразу не минусовать. Можно доить время от времени. Выгонять с кредиткой к банкомату. Пусть складывает бабки в пакет, а пакет сбрасывает нам. Теперь мы это сумеем легко. Мы и раньше могли, в принципе – только один раз. Не понимаю, почему не делали.
Инна смотрела на него глазами, полными любви и восхищения. Он даже засомневался:
– Иннуль, у тебя сейчас глаза прямо сияют. Это ты моей сметливостью восхищаешься или радуешься деньгам?
– Ты дураааааак! – она даже не обиделась, а только рассмеялась.
«Значит, не деньгам,» – понял Сущёв – «Вот и славно».
– А ещё можно собрать банду и грабить банки, – стала развивать Инна мысль про деньги.
– Да-да. Как раз с этого я в прошлый раз и начинал. К чему привело, ты видишь, – усмехнулся он недобро.
– Ну теперь-то уже нечего бояться.
– Кто знает. Ладно, посмотрим.
Они обсуждали эту тему до ночи. Впереди было весело и страшно.