В понедельник продолжились поиски бабки. Теперь в Люблине. Сущёв стоически слонялся по однообразному району и чувствовал, как к нему начинает подбираться отчаяние. Наконец он опять нашёл объект. На седьмом этаже. Вывел на лоджию. За стёклами не было видно, кто там. Он скомандовал забираться. Оказалась девочка лет тринадцати. Проклятье-проклятье-проклятье! – на душе у него почернело и чернота эта стала как будто пениться. Прокля́тая бабка! Но выбора не оставалось, теперь он был должен.
После этого происшествия он уже совсем отчаялся и всерьёз думал о том, чтобы поиски бросить. Может, ничем особо это не чревато? Бабка старая, тупая и скорее всего не допетрит ни до каких подключений. Может, умрёт раньше. А, может, уже умерла. Он же ей тогда врезал два раза по мозгам – кто его знает, насколько это было вредно для организма – тем более старческого. Вот бы и правда умерла!
Но он упрямо продолжал искать. Сквозь отчаяние, перестав верить – но продолжал. В этом уже не было воли, а лишь какая-то физиологическая упёртость, которая иногда встречается у людей – когда человек деморализован полностью, в свои действия не верит – а вернее, уже верит в полную их бессмысленность – но всё равно продолжает. Просто чтобы доделать до конца – даже и бессмысленное. Просто чтобы к себе потом не было претензий. Просто потому, что всё равно другого варианта действий нет.
И он её всё-таки нашёл. Во вторник, ближе к вечеру – перед тем приземлив ещё какого-то чернявого малого. Нашёл в хрущёбе, на первом этаже. Прокля́тая бабка – сколько же доставила хлопот. Кой чёрт её тогда принёс в Печатники? И продолжала доставлять теперь – надо ей было жить непременно на первом этаже. Не могла хотя бы на четвёртом.
Что с ней теперь было делать? Свести на путепровод? Нет, туда уже ходил узбек. Сущёв не полагал, а скорее инстинктивно чуял, что одно место дважды лучше не использовать. По той же причине не годился Южный порт. Оставался Люблинский пруд – место, которое в первый раз он счёл неудобным, но теперь привередничать не приходилось.
Сущёв провёл её вглубь парка, выбрав удобное место на бережку, где два дерева рядом склоняли к воде желтеющие ветви. Парк был почти безлюден, но увидеть могли. Сущёв осмотрелся – кажется, сейчас было безопасно. Бабка стала спускаться в воду. Зашла по шею, по нос. Сущёв погасил маячок и камень медленно уволок старуху на дно.
Прокля́тая бабка. Прокля́тая бабка.
* * * * * * * * * * * *
Инны хватило ненадолго. Она опять стала канючить по прежней теме:
– Лёша, я знаю как! Подключись!
Но на этот раз он был полон решимости и чувствовал непреклонность:
– Нет.
– Ну подключись, я придумала как!
– Иннуль, с меня хватило прошлого раза. Больше я не буду.
– Ну Лёёёш, – она опять замурлыкала.
– Иннуль, я ещё раз повторяю. Я не буду. Не уговаривай меня. Это бесполезно.
– Ну один раз, – она состряпала настолько умилительную мордашку, что раньше бы он растаял мгновенно – как кусочек сала на сковородке. Но теперь это не работало, он только злился – хотя и вполне сдерживался.
– Нет. И, пожалуйста, больше меня не проси. Это моё последнее слово. Я надеюсь, ты понимаешь, что это значит, и отнесёшься должным образом.
– Ну Лёёёш! Один раз!
– Понятно. Нда… Не думал, что ты считаешь меня ТАКИМ чмом.
– Почему это?!
– Я сказал, что решил и решения своего не изменю. И ты меня продолжаешь упрашивать? То есть всерьёз полагаешь, что я такое чмо, что моё слово ничего не значит? Что я могу от своего слова отказаться, как будто оно не считается? Я охреневаю с тебя…
– Ну Лёёёш, – она добавила в голос плаксивости, – тебе что, трудно? Ну один раз…
В глазах у него даже слегка потемнело от возмущения. Она НЕ ПОНИМАЛА. Он поглядел на неё, как будто ему только что сняли шоры с глаз, ничего не сказал и ушёл на кухню. Взял пакет чипсов, сел на стул и стал жевать – медленно, с отрешённым лицом, глядя в одну точку.
Инна пошла за ним. Тронула его за плечо:
– Ну Лёёёш…
Он не отреагировал: всё так же сидел с самым хмурым видом и всё так же жевал –медленно, молча, глядя в одну точку. Инна посмотрела на него ещё раз и ушла с оскорблённым видом – причём было не похоже, что она притворяется. Сущёв не пошевелился, а так и продолжал жевать. Вот же чертовка. Чего она хочет добиться? Или уже добилась? А он тоже хорош – разбаловал. Нечего было потакать раньше, ведь всё же знал заранее – тут провидцем быть не надо.
Тянулись минуты. Он сидел и жевал. Через пять минут Инна опять вошла – с видом насупленным, но смущённым. Она молча подошла к нему и обняла. Он встал и обнял её в ответ. Она поцеловала его в щёку. Он сдавил объятия крепче.
– Спасибо, – тихо сказала Инна.
– За что?
– За то, что не согласился.
– Пустяки. Но больше меня о таком не проси.
– Я не буду, – она промурлыкала это слаще, чем когда-либо раньше.
Ссора не состоялась.