Мир погрязал в новой напасти. От России он в этом если и отставал, то не сильно. А кое в чём точно опережал. Следить за тематическими новостями из-за границы было занятно и познавательно.
Через неделю после своего февральского воззвания Себастьян прислал Сущёву ссылку на тот же текст, только на английском языке. Перевели неизвестные подвижники, обращение теперь распространялось космическими тиражами.
– Поздравляю, – сказал Пафнутий.
– Меня-то за что? Ты же текст написал.
– Ты опубликовал. Да я и не сказал, что поздравляю только тебя. Нас.
– Всё равно никто не знает, что это мы.
– Главное, мы знаем.
– Да уж. Пойдёт твориться история теперь.
– Точно. Хотя скорее наоборот.
– В смысле?
– В том смысле, что на этом всякая история, наверное, и закончится.
С английского языка быстро появился перевод на испанский, португальский, арабский и все остальные. Просвещение неслось в массы со скоростью курьерского поезда. Социальные проявления не заставили себя ждать.
Ранее в США среди чернокожих подростков была популярна игра «выруби белого». Теперь она сменилась на «убей белого» – нервы это щекотало сильнее, а опасности было меньше. Теперь можно было не бояться, что белая бабушка неожиданно достанет из сумочки револьвер и откроет по игрокам огонь, как это иногда случалось раньше. Белые быстро уловили расклад и стали давать ответку. Разумеется, такое положение вещей касалось не только негров, но и мексиканцев.
Реальных наведённых самоубийств было мало из-за пока мизерного количества инициированных телепатов, но чтобы взвинтить нервность психологической атмосферы, их много и не требовалось. Спонтанные расправы над спонтанными жертвами становились всё более обыденными. Сказывалось большое количество огнестрельного оружия на руках у населения, особенно у белых в южных штатах. Впрочем, у негров проблем с доступом к дешёвым стволам тоже не было никогда. Стороны ожесточались. Границы существующих гетто становились всё более резкими. Начиналась самопроизвольная сепарация населения.
Попытки перевести полицию на усиленный режим патрулирования с целью так уравновесить возникшую напряжённость к положительным результатам не привели. Наоборот, именно полицейские из-за этого быстро превратились в наиболее желанные цели телепатических атак. После нескольких самоубийств полицейских и ряда полицейских расстрелов стало очевидно, что полиция представляет первую группу риска. Попытки обходиться без оружия одними тазерами привели к тому, что полицейские становились фактически беззащитными уже перед классическими преступниками. Как результат, полиции в городах визуально – да и фактически – становилось всё меньше. Обеспечивать правопорядок всё больше приходилось рядовым гражданам – в меру своего разумения и способностей.
В любом несчастном случае теперь усматривали в первую очередь злой умысел и на то были основания. Каждый раз пострадавшие, их родственники и друзья желали найти виновных и почти никогда это сделать не удавалось. Среди разных слоёв общества росла озлобленность друг на друга. Предсказуемо это приводило к стремлению людей, раз уж не удавалось наказать конкретных виновников, покарать просто тех, до кого могли дотянуться руки.
Феминистки заголосили, что в свете последних событий любой половой акт теперь подпадает под подозрение в изнасиловании. И тут же напоминали, что они и давно уже говорили, что любой половой контакт фактически является изнасилованием и отвратительной эксплуатацией женщин членоносными шовинистическими свиньями, которые теперь должны дать ответ за столетия своих преступлений. Однако в свете остальных событий сейчас всем было решительно наплевать на бредни полоумных феминисток. Более того, одну из их активисток обнаружили вздёрнувшейся на пороге собственного дома. Расследование показало, что по всем признакам это было несомненное самоубийство. Однако посредством Интернета ответственность за него анонимно взяло никому ранее не известное движение «Женщины за женское счастье». В коротком заявлении объяснялось, что феминистки – это несчастные уродины, которые завистливо стремятся к тому, чтобы всех остальных женщин сделать такими же несчастными. До сих пор им оказывали протекцию с са́мого верха, а нормальным женщинам затыкали рот – но наконец теперь, хвала Господу, появилась возможность и нормальным сказать своё слово.
Вдруг открылось, что всех задолбали не только феминистки, но также разожранные, разгулянные и разнаглевшие представители сексуальных меньшинств, суицидальные настроения среди которых показали особенно высокий рост. На поверку выяснилось, что американские толерантность и политкорректность, коими рядовых граждан затерроризировали до рвоты, оказались лишь ковром, под который долгие годы заметали вещи, объявленные неправильными, предосудительными и не имеющими никаких прав. Теперь ковёр был сорван, а под ним обнаружились накопленные залежи всего того, что ныне заявляло свои притязания на эту жизнь.
В Европе картина была аналогичная – только с местной спецификой. Шахид-грузовики, таранящие толпу пешеходов, быстро стали привычным явлением. Только теперь за рулём таких грузовиков оказывались не арабы или сирийцы, а французы, англичане и немцы. Причём не афро-французы, не индо-британцы и не турко-немцы, а именно что представители белого коренного населения. Все знали настоящих виновников, теперь уже не стеснялись их ненавидеть, напряжённость в обществе воцарилась невероятная. Правда, в отличие от Америки, крайних эксцессов это порождало меньше – из-за многократно меньшего количества оружия на руках у населения. Тем не менее, сепарация общества началась и здесь – причём даже активнее, чем в Америке, потому что последняя за долгие годы худо-бедно сжилась со своей многонациональностью, в Европе же оная была вещью свежей и раздражающей гораздо сильнее.
В конце марта в Нью-Йорке на взлёте из аэропорта имени Джона Кеннеди какой-то воин Аллаха вырубил с земли командира воздушного судна. Второй пилот сумел экстренно развернуть и посадить самолёт, однако огласки избежать не удалось. В считанные дни продажи авиабилетов упали в разы. Те, которые были куплены заблаговременно, массово сдавались. Пассажирские авиаперевозчики терпели неслыханные убытки и было ясно, что эта отрасль скоро издохнет. А значит, некому будет заказывать новые авиалайнеры. Все понимали, что гражданское авиастроение теперь неминуемо обанкротится. Котировки «Боинга» и «Аэробуса» на мировых биржах упали до уровня мусора.
Эксперты пытались объяснять, что опасность преувеличена, потому что существует только в непосредственной близости от аэропорта. В воздухе же, в отличие от автотранспорта, новая угроза не представляет опасности из-за недосягаемой высоты. Также предлагалось организовать вокруг аэропортов зоны отчуждения, экипаж авиалайнеров сделать дублированным или управление перевести на дистанционное. Но все эти меры могли быть приняты только спустя значительное время, а грохнуться с небес на землю было реально уже сейчас и никому не хотелось. Короче говоря, разговоры и увещевания не помогли ни на йоту. Летать люди расхотели и это было уже не поменять.
Надо сказать, насчёт автомобилей эксперты были правы. Действительно, для водителей автомобилей новая угроза представляла опасность на протяжении всего маршрута. Поэтому популярность личного автотранспорта снижалась. Не стремительно, но быстро. Никто не желал стать жертвой встречного столкновения или совершить нырок с набережной в реку. Продажи новых автомобилей обвалились. Акции автопроизводителей демонстрировали рекордное падение.
Была у описанного явления и положительная сторона. По заместительному принципу возросла популярность железнодорожного и морского транспорта. Всем обоснованно представлялось, что для этих видов транспорта новая угроза существенной опасности не составляет. Поезда не могли свалиться с небес на землю, потому что и так были на земле; не могли свернуть с рельсов в реку или про́пасть; да и железнодорожные пути проходят в основном вдали от людей. Морские же суда курсировали там, где людей нет вообще; сталкиваться им было особо не с чем; а больша́я численность экипажа гарантировала, что в экстренной ситуации капитана всегда найдётся кому заменить, причём такая замена не носит столь же критического характера, как с командиром авиалайнера.
Уже в начале апреля Белый Дом закрыли для посещений простыми гражданами, а вокруг ввели карантинную зону радиусом в полкилометра. С Капитолием и Зданием Верховного Суда поступили так же, благо все три архитектурных сооружения располагаются рядом. Официально такая мера объяснялась возросшим уровнем террористической угрозы. Разумеется, истинную причину все понимали.
Ещё до введения карантина, в американском обществе начали возникать скандалы, когда публично про того или иного политика высказывались подозрения, будто он утратил самостоятельность и находится под влиянием рулящего пилота, чем и объясняются последние действия и решения этого политика. Введение карантина, хотя теоретически и устраняло часть поводов для беспокойства, фактически привело лишь к официальному признанию проблемы, в результате чего скандалы только набрали силу и продолжили набирать. Однако на верхнем официальном уровне про руление пока решительно молчали.
Несмотря на скандалы, верховные власти отдельных штатов стали принимать меры по примеру федерального правительства. Скандалы множились, градус паранойи в обществе нарастал. В том, что ими рулят, стали подозревать даже политиков, предлагающих принять решительные меры против руления.
Таким образом, общественная стабильность оказалась сильно подорвана. Экономическая же пока пострадала значительно меньше. Внешнеэкономические и ещё важнее внутриэкономические связи в первую очередь зависимы от транспортной обеспеченности. По главным же видам транспорта, используемым для этих целей, новый катаклизм ударял не сильно. Железнодорожные и особенно морские перевозки оказалось трудно подвергнуть новому типу атак. Нефтепроводы, газопроводы, линии электропередачи и передачи данных на своих маршрутах фактически обходились совсем без людей.
Короче говоря, мир уже начало трясти, но пока он держался.